Я заходил в электричку, а ты плакала мне в трубку.
Это хуже смерти всех животных, это очень жутко.
Мне так было жалко ту рубашку, которую я подарил на 15 лет,
Слёзы капали на неё, меня лапали мысли глупые,
А я так хотел слиться с бычками между платформой и тамбуром.
Сейчас вот, прямо сейчас, когда я пишу — будет рассвет.
А ты будешь ворочаться, ты ушла спать в ссоре и не рада .
Знаешь, ты по-истине дама золотого века русской литературы,
Когда ты погибнешь, твоя прядь золотых волос будет храниться в Лувре,
А я, хоть и не слушал никогда, но скачаю все треки макулатуры.
Я просто прошу — не плачь никогда.
Ты же можешь быть чуточку сильнее.
Я соглашусь, хоть и отрицал, но именно у тебя, у тебя, из всех миллиардов, будет так, как в книгах Пелевина.
Ты заплакала, к сожалению от моей агрессии и мата, я сорвал с глаз эту плеву,
Ты чересчур смешно заставляла есть меня 5-листный клевер, загадывать желание и толкала на траву влево.
А в июне, в 2 ночи я зарезал свои чувства, воспоминания, я стал просто деревом,
Хотя нет, я хуже.
Деревья же чувствуют, когда их тыкают ножом.
А эти дыры в душе я залил клеем.
Я надеюсь, что другой кавалер не заставит проронить и слезинки,
Но он никогда, слышишь никогда, не заменит тебе вторую половинку в виде моего тёплого слова или глупого вопроса.
